— А чего их доставать? — Дьявол брезгливо повел плечом. — Там, куда приглашаю, тьма тьмущая ждут встречи с Благодетелем. Любой вампир сначала душу мне закладывает, и только потом становиться вампиром.
— Умереть предлагаете?! — дошло до Маньки — она поперхнулась.
— Сядь! — одернули ее.
— Да не под этой землей, — досадливо проговорил Дьявол. — Есть Царство Божье — вот оно, от края до края. Или в небе не земля? Там звезды, галактики, прочие материальные ценности. Сколько ни смотри, Царство Небесное отсюда не увидишь. Но увидишь, если смотреть поперек земли. С одной стороны Бездна, с другой Огонь, и где Огонь, там Царствие Небесное. Приказал черт — и прошлись по человеку, но разве к телу взывал? И чем услышали, если голос не в уши летел?
— Да как же… — Манька изменилась в лице.
— Камни мы с тобой отведали — стали они хлебами. Царства мира показал: любой Спаситель ими грезит. Пора с крыла Храма прыгнуть. Посмотрим, понесут ли ангелы.
— Так то Сына Божьего, а я кто?!
— Сына-то как раз не понесли, — усмехнулся Борзеевич. — И камни хлебами не стали, и Царства Мира не положил ему Дьявол. Так ведь и живут люди: со святым духом, а голодные, с имуществом на небе, но у разбитого корыта, до нищеты в бога Йесю разбогатевшие. И ждут, что Папа отраву из земли достанет, а Идеал засунет, чтобы можно было и грешнику жить поживать и Царствие Небесное меж собой делить.
— Неисповедимы пути, когда слепые слепых ведут, — философски ответил водяной.
— Я вот все понять пытаюсь, — задумался Дьявол, — что в уме человека, когда он глюки кумира принимает за страшные муки? «И был он искушаемый в пустыне сатаною, со зверями, и ангелы служили ему». Миллионы людей живут в пустыне, и кто хоть раз видел сатану? А звери? Скорпионы у ног ползали? Или ангелы, которые служили? За водой бегали и пироги из песка лепили? Так это не мученичество, а приятное времяпровождение.
И после это он еще взалкал...
«Разве вы не читали, что сделал Давид, когда он взалкал и вошел и ел хлеба предложения, которые можно есть одним священникам, и давал бывшим с ним?» А с добром ли пожаловал Давид к священникам, если после этого бродяжничал и разбойничал, обирая и убивая ни в чем неповинных людей? «И ученики же его взалкали и начали срывать колосья и есть». Позарились на чужое — вытоптали поле, просто потому, что захотелось им есть. «Поутру же, возвращаясь в город, взалкал. И по дороге увидел одну смоковницу, и не найдя на ней ничего, кроме листьев, сказал: не будет же от тебя плода вовек. И засохла...» Опять же, исполнился злобой и объявил ни в чем не повинное дерево врагом, только потому, что проголодался. Так что ж такого взалкал Сын Божий в пустыне, что сразу после этого исполнился силой духа и пошел проповедовать Евангелие? А не голод ли толкнул его на поиски тех, кто будет кормить его, как высшее существо?
— Если говорить о хлебах, — выдвинул предположение Борзеевич, — то вряд ли во времена Давида в храмах что-то умное лежало. Народ в то время даже кузнеца не имел. Отец на сына, сын на отца — и только Помазанников не трогали.
— Вот именно! Начнем с того, что «хлеба предложения» — то, что исходит от меня. Чтобы вылечить человека от порчи, нужно знать, что она из себя представляет. Знаниями о порче можно убить, а можно воскресить. Левиты видят мертвецов. Могу ли я доверить им знания? Да, могу. Расплата будет неминуемой и незамедлительной. Замученный человек обвинит левита в своей смерти и будет следовать за ним неотступно, как напоминание о злодеянии. А мог ли я дать знания Давиду, который левитом не был и в Царствие Небесное мог только верить?
Мог, чтобы испытать внутренность.
Я такой, я Мерзавец.
Но не давал, сам взял. А потом убивал и рвался к трону, и обманывал, и грабил, и занимался мужеложством, и не гнушался наложить на человека проклятие, называя их благодеянием и возмездием от Господа.
Поди-ка, Манька, предложи вампиру: «я тебя не трогал, пока ты богател, а теперь делись со мной!» Но именно так обратился Давид к Навалу, когда потребовал от него плату за то, что разбойничал неподалеку. Назван Навал злым, а где перечисление злых дел? Разве бесплатно стригли рабочие его коз? Разве он не приготовил им хлебов, воды и мяса? И как бы (как бы!!!) царский пир, окаменевшее сердце, десять дней — и вот жена Навала Авигея со всем имуществом в приданное становиться женой Давида.
Умница!
Но умница ли? За место в гареме отдала три тысячи овец, тысячу коз и пастбища своего мужа. Всех жен и наложниц Давида не упомнишь, тот еще был кобель! Даже под старость ублажал себя младыми девами.
— Давид славил Бога псалмами, а ты чернишь его, — с досадой заступилась Манька за царя.
— Разве Давид благодетель Богу? — рассмеялся Дьявол.
— Но псалмы-то он Богу посвящал! — насупилась она. — Значит, любил.
— «И разверзла земля уста свои, и поглотила их и домы их, и всех людей Кореевых и все имущество; и пошли они со всем, что принадлежало им, живые в преисподнюю, и покрыла их земля, и погибли они из среды общества», — процитировал Дьявол исторические записи. — С какой радости Давид посвящает псалмы сынам Коревым, если от века сии считались народом проклятым?
Манька навострила уши: неужели в Книге и про проклятых есть?
— Вот ты, встала и сказала: чем же я хуже вампира, если Бог один и все святы перед Ним, если чтят Закон? И ответит тебе вампир: принеси кадильницу и увидишь, с кем Господь!
Естественно, я буду на стороне вампира. У него во внутренностях молитвы, а у тебя могила. Подниму твое проклятие и его святость, чтобы показать вам, но не потому, что одних люблю больше, чем других, просто не могу отказать человеку, когда он желает увидеть то, что творится в его земле и в земле ближнего.
Корей видел землю Моисея, которую тот не увидел до конца своих дней, а его объявили проклятым, запретив приближаться к Богу, — объяснил Дьявол. —
И вдруг Давид вспоминает, что был такой народ, безмолвствующий с тех пор, как ушел живым в преисподнюю, и даже привлекает его к чтению псалмов. Как думаешь, с какой целью?
Манька не ответила, закусив губу и прищурив устремленные на Дьявола глаза.
— И то он сам поет, то священник, то начальник хора, — подвел Дьявол итог. — В одном псалме Давид как Бог, в другом больная немощь, в третьем — угрожает, в четвертом — призывает врагов, в пятом — стыдит, в шестом — винится.
Вот ты, проклятая вампиром, но проклятие твое на тебя, а он Царь. Что бы ты говорила в сердце своем, обращаясь к себе, или к царю, или к его народу? И что сказали бы о тебе, прославляя вампира? И что сказал бы он сам?
Не то ли:
«Всякий день посрамление мое (ты, Маня!) предо мною, и стыд покрывает лице мое от голоса поносителя и клеветника (от тебя), от взоров врага и мстителя (от тебя, Маня): все это пришло на нас, но мы не забыли Тебя и не нарушили завета Твоего (Обращение к врагам твоим, которые стоят к тебе лицом и на уровне подсознания слушают, что говорит о тебе ближний). Не отступило назад сердце наше, и стопы наши не уклонились от пути Твоего, когда Ты сокрушил нас в земле драконов и покрыл нас тенью смертною (вина человеку, который обвинен в сотрудничестве с тобой)».
Или вот:
«Излилось из сердца моего слово благое (ты о нем); я говорю: песнь моя о Царе (и кто поставил его Царем в твоей земле?); язык мой - трость скорописца (земля, в которой записан каждый вздох ваш)...
Или:
«дочери царей между почетными у Тебя (прославляешь потомство вампира); стала царица одесную Тебя в Офирском золоте (прославила Благодетельницу со всеми ее преступными планами, усадив в своей земле вместо себя). Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое, и забудь народ твой и дом отца твоего (скрепила союз их). И возжелает Царь красоты твоей; ибо Он Господь твой, и ты поклонись Ему (прославила ближнего перед всеми своими соперницами). И дочь Тира с дарами, и богатейшие из народа будут умолять лице Твое (объявила ее Царствующей Особой)».
С такой молитвой к жрицам любви, когда каждая объявляет себя Благодетельницей в вашей с вампиром земле, у тебя нет шанса. Они входят в твое информационное поле со спины, и голос их, как елей, стекает с твоего чела, свидетельствуя о тебе, как о посрамлении.
— А мне вот это нравиться, — подхватил Борзеевич, цитируя нараспев: — «Престол Твой, Боже, вовек; жезл правоты - жезл царства Твоего. Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие, посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих».
— «И Бог помазал Бога» — это как? — строго спросил Дьявол Маньку. — И как откажет народ Царю, который объединил людей вокруг себя елеем, соделав их соучастниками своего правления?
И падают замертво, подставляя сломанный хребет, чтобы тащить Царя на себе в славный город Иерусалим.
А что у тебя о тебе, о твоем потомстве?
«В мыслях у них, что домы их вечны, и что жилища их в род и род, и земли свои они называют своими именами. Но человек в чести не пребудет; он уподобится животным, которые погибают. Этот путь их есть безумие их, хотя последующие за ними одобряют мнение их. Как овец, заключат их в преисподнюю; смерть будет пасти их, и наутро праведники будут владычествовать над ними; сила их истощится; могила - жилище их.»
И что бы ты ни сказала, какая мудрость бы не вышла из твоих уст, слова твои сочтут безумием, и каждый будет ждать, что вот-вот поглотит тебя преисподняя. Каждый твой проступок станет свидетельством против тебя, будь то нищета, болезнь, будь то меньшее зло, направленное на тебя.
И где мудрый Бог, который бы обратил лицо на Сынов Кореевых и прославил их, как прославляет и обнадеживает Давида, и всех, кто с ним?
Не самые искусные псалмы Давида, в то время, как миллионы произведений искусства были уничтожены и преданы огню, говорят лишь о том, что если их положить в одну руку, получится один результат, а в другую — другой. Народ Кореев любил Бога не меньше Давида, но ему запрещено было входит в скинию собрания и приближаться к ковчегу. Им уже тогда не давали знаний, чтобы они не могли выйти на волю.
— Это что, снова происки? — сдалась Манька.
— А как бы я донес Закон до живых, не положив в гроб к мертвецу? Моисей вырос во дворце фараона, ему ли не знать, как закабалить народ, чтобы ни вздоха, ни стона не вышло из его уст? Египетские жрецы веками изучали тайное знание, чтобы поставить его на службу богоизбранным.
Возьми Откровение, к чему изгажено и обнародовано?
Вот я, Бог Единый и Благой, первый и последний, держащий в деснице семь звезд, три свода Небесного Царства, три Поднебесного и Твердь, и позовет человек, приду к нему вечерять, пока не увидит, что он Ночь, а я День. И откроет печати демонов, и предстанет перед ним свиток книги записанной в его чреве, горькой, как боль, и сладкой, как лекарство. И налетит саранча с человеческими лицами, реки и моря наполнятся кровью, и оживут покойники, чтобы предстать перед ним для суда, и удивится громам и землетрясениям, когда откроется Сын Человеческий на облаках, который и есть зверь, сошедший его на землю и сделавший его рабом. И будут ангелы его свидетельствовать, пока не окончит человек свои суды над мерзостью в своей земле.
Если следовать точным инструкциям, можно в два счета уложить на лопатки Сына Человеческого. Я понимаю его, ты поймешь когда-нибудь, а вампир разве поднимет?
— Надо заметить, простенькое произведение, и со вкусом, — согласился водяной.
— Было! — отозвался Дьявол. — И стало: Вот Господь, мечет громы и молнии, и открывает тайну великую, а между интересными местами изрыгает пустословие Сын Человеческий, который то свидетель откровения (о главном герое), то агнец (главный герой), то истинно тот (Бог), кто мучает главного героя.
Величественные катастрофы и ангелы мести не суть ли той власти, о которой мечтают вампиры?
Бог — персонаж емкий, интеллектуально-развит.
Агнец — персонаж привлекательный, хуже, избранник Бога, величием не обделен и, опять же, производящий Суд.
Свидетель — узревший величие Бога и Агнца, внезапно не обделенный вниманием Бога и как бы Агнец.
— Истинно, неисповедимы пути произведений! — покачал головой водяной.
— А что в итоге? Йеся получает откровение. Ну так, казалось бы, открывай племянничку, что привиделось, что послышалось. Но напуган Иоанн не свидетельством свидетеля, Папа вдруг заболел болезнью Альцгеймера, решив и его сделать свидетелем, повторив от видения до видения. И вселенских масштабов светильники вдруг невообразимым образом уменьшились до размеров церквей, в которых засели некие ангелы.
Первый ангел (!!!) — прелюбодей, — Дьявол загнул палец. — Низринулся и упал, пытаюсь образумить, а иначе грожу сдвинуть свод и порушить себя самого.
Маня, если порушить один свод, к чертовой матери полетят остальные! Царство Небесное может быть устоит, но измениться, а Божье исчезнет вместе с землею.
Второй ангел (!!!): в скорби, в злословии, в нищете, но богат, — загнул он второй палец. — Кто, кроме вампира, мог бы быть богатым в скорби, злословии и нищете? Только вампир. И тем богаче, чем больше скорби, злословия и нищеты посеял.
Третий ангел (!!!): пастух, который не должным образом пасет свое стадо, — загнул он третий палец. — В стаде превозобладало человеколюбие и не проклинают должным образом, поступая как Валаам.
Относительно Валаама…
Чем же не угодил Богу Валаам, если он никогда не обращался к евреям, а только посоветовал Валаку, царю Моавитянскому, не связываться с народом, который, образно говоря, «раздробляет кости и разит стрелами»?!
И второе, кто поведал пикантные подробности его нежелания проклясть тать, в особенности, чему был свидетель лишь Валаам, а именно: заговорившая человеческим голосом ослица, если его никто ни о чем не спрашивал, а всем участникам того события вскоре отрубили головы?
— Его Бог, кстати, тоже оставлял желать здоровья, — вставил Борзеевич. — То не ходи, то иди, то как посмел, и опять иди... Понимал, что проклинающим не дано проклинать проклинающих, — рассудил он. — Это не смоковница, которая в ответ не плюнет.
— Еще как могут! — не согласился Дьявол. — Если он оказался в поле, значит, кто-то уже стоял за спиной — и не со стороны ослицы! И опрокинут пророк и провидец, который мог проклясть народы — а все потому, что пешком ходить не научился.
— Значит, Валаам бы вампиром? — догадалась Манька.
— Четвертый ангел (ангел!!!) — рогоносец (!!!). Пятый ангел (ангел!!!) — мертвец (!!!) Шестой ангел (ангел!!!): терпел, радел, держался за венец — и вдруг снова искушение (???) Земной пищей? Сокровищами? Женскими телами? Седьмой ангел (ангел!!!): спокойный, богатый, довольный жизнью... Но не радуется грядущему на облаках, не болит голова о белых одеждах... — и умное произведение выдает вампира с головой.
— Ну… — расстроено протянула Манька, не зная, что ответить.
— «Я сказал ему: ты знаешь, господин. И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают [ныне] перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них.»
Зарезали Агнца, постирали одежду, и стали святыми?!
Как можно убелить одежду кровью? — не отставал Дьявол. — Только в одном случае: положить перед собой мертвую душу и помолится над ней на себя самого. По инструкции Давида. Перед людьми, не передо мной, в других случаях кровь не всяким порошком отстирывается, цвет ее красный, много гемоглобина — не предназначена она для стирки.
Или вот:
«Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною…»
Историческая справка: любой Отец Церкви громогласно обвинит тебя в одержании, если тебе вдруг примерещится Спаситель. Не берут Святых Отцов за душу душещипательные истории про живого Йесю. А Дьявол — всегда пожалуйста, в любое время, притащится с сонмами демонов, чертей, с порчами и корчами... — с теми же Спасителями, обнимая нежно. Любой Святой Отец подтвердит, я всегда стою у двери — и стучу: тук-тук, не желаете по железу пробежаться?!
И вот так, один единственный властолюбивый человек, грезивший о власти и славе, уничтожил произведение, введя в обман миллиарды людей, которые увидели в нем нечто большее, чем человека.
Манька молчала, внимательно перебирая в уме услышанное. Получалось, берет человек железо и пишет о нем, а кто-то, не имея представления о сути того, что чувствовал человек, когда железо изнашивал, примеривает произведения на себя — и вот такая родится муть.
— Ужас! Жалко, — согласилась она. — Выходит, и Закон обгажен?
— Исход, — привел пример водяной. — Моисей убивает народ за то, что бегут от змей, и не он отвращает народ от ковчега, а народ ужасается. Здесь он скромен, готов разделить ответственность, возложенную Богом. Та же книга, Числа: Моисей прямо противоположно набрасывается на народ Кореев, проклиная их, выделяет касту избранных, а народу даже приближаться к скинии запрещают. В первом произведении Моисей выводит народ из рабства, во втором загоняет в рабство. Как же может оказаться правдой и то, и другое?
— Никому верить нельзя! — Борзеевич болезненно пощупал свою голову.
— Ну почему же, — Дьявол пожал плечами. — Без мудрых наставлений истинных пророков речи вампиров не пережили бы их самих. Но повествования вампиров лучше поставить с ног на голову, ибо рассчитаны они на овец. Например, Йудифь. Замечательная женщина, красоты неописуемой, образец для подражания. Как легко положила армию, завладев головой Олигофрена! Но тебе, Манька, ее подвиг не повторить, даже если я буду рядом. Лучше, поискать другие произведения, которые ведут из мира мертвых в мир живых тропою вампира. Закрой глаза и иди по своей земле, как самая страшная нечисть, — посоветовал он. — По своей, не по моей — и мудрость откроется. Я-то вот он, всегда могу прийти и поставить свое на место.
— В смысле?
— Миром правит любовь, вампиром — извращенная логика. Да, вампир оправдал свои деяния деяниями вампиров, бывшими до него. Но каково тому, чье поле потоптали двенадцать учеников и толпа мытарей? Ведь специально шли, когда дорога была рядом, на глазах людей, которые стыдили их. Или смоковница... Чем дерево не угодило? Проклял бы священника, который ударил по щеке, но как его проклянешь, если и он закрыть в темницу умеет наложением рук?! И все — нет вампира, Бог обратился в разбойника.
Увы, проклясть проклинающего лишь мне под силу, и камни сделать хлебами, и царства мира в мгновение показать, и ангелов расправить, как крылья, чтобы не дали преткнуться и несли. Грубо говоря, я сказал: «Йеся — ты грязь!» Но, естественно, кто же о себе такое скажет. И вот на сем камне построил человек свои догмы, выжигая здравомыслие несогласных огнем и убивая их мечом.
Ох, Манька, вот я, Бог, Бог Нечисти, но говорю с тобой, и се Жив, и воцарился над мертвыми, чтобы засвидетельствовать рождение живых. А с Йесей кто говорил? Те три предложения единственными были, когда он кого-то в уме услышал. Камни те — плоть, ими становится слово, сказанное в Ночи. Чужая плоть в твоей плоти — это и есть проклятие. И хоть замолись, молитвы не делают человека ни умнее, ни богаче — Сын Человеческий дает с одного конца. А где в произведении слова Отца, обращенные к Йесе?! Нет их, все знания его почерпнуты из писаний. Он перевернул их с ног на голову и поставил вместо Бога себя.
И вот новый Бог, понятный. Такой доступный и праведный.
Но праведный ли, если украл свиней, убил дерево, вытоптал поля, подсунул людям вместо вина сивуху, приставал к туристам, называл людей собаками, врал, обращаясь к людям с требованием раздать в его пользу имущество, не гнушался разврата.